Киреев А. А.
На сегодняшний день корейцы являются вторым по своему удельному весу восточноазиатским компонентом в населении РДВ после китайцев[1]. Хотя в последнее двадцатилетие дальневосточные корейцы не привлекали к себе столь же пристального и широкого внимания как выходцы из КНР, исследовательский интерес к ним в этот период был достаточно устойчивым. При этом изучению представителей обоих восточноазиатских этносов в 1990-е - 2000-е гг. был свойственен не всегда четко и сознательно проводимый, но все- таки вполне определенный параллелизм научных подходов.
Аналогичность стратегий изучения корейского и китайского присутствия на РДВ (восходящая еще к дореволюционной историографии) обусловлена целым рядом сходных черт самих изучаемых объектов. К числу таковых можно отнести миграционный путь формирования обеих общностей, близость физико-антропологических и культурно-цивилизационных признаков их представителей (особенно в глазах принимающего общества), подобие традиционных способов адаптации в новой общественной среде и, наконец, сходство ответного - как стихийно-массового, так и, отчасти, государственно- политического - реагирования этой среды. Очевидность и кажущаяся однозначность этих общих черт в условиях слабой разработанности понятийного аппарата этнологических исследований способствовали складыванию представления о типологическом единстве этносоциальных общностей китайцев и корейцев в регионе. В большинстве научных и публицистических работ, посвященных дальневосточным корейцам, они, так же как и находящиеся на РДВ китайцы, определяются в качестве диаспоры.
Комментариев нет:
Отправить комментарий