Деревенский дом, в котром вырос мой отец, всегда был полон народу — у крылечка не хватало места для обуви. Выходишь из дома и прыгаешь до своих шлепанцев через три-четыре пары других…
Мы с родителями жили в Талды-Кургане, до села Каратал — 20 км. Каждые выходные ехали туда. Садились в автобус до Кировска, на автостанции пересаживались на другой — он вез до самой окраины Кировска. До конца асфальта. Потом 5 км пешедралом. Даже попуток не было. Зимой родители перли меня, маленькую, закутанную как капусту в сто фуфаек и платков, в чебурашковой шубе и варежками на резинке. Плюс громоздкие советского образца санки. Выгрузившись из автобуса на конечной, плюхали меня на саночки и волокли по снежным колдобинам. К бабушке и деду. Для меня каждые выходные были праздником. Я всю дорогу пела или спала. В автобусе кемарила, шли пешком — пела. Про Щорса под красным знаменем, про во поле березку и «барабан был плох — барабанщик бох!» Я тогда не знала что такое бог и думала, что «бох!» — это типа звук с которым барабанщик лупит по плохому барабану…
Мы приезжали и нас сразу же сажали за стол. А там — самый лучший на свете борщ со сметаной, в которой вилка стоит. И хлеб. Почему такой хлеб не могут печь в городе? Картошка жареная. На масле с местной маслобойки, которое так вкусно пахнет семечками…
Всех внуков на лето сюда свозили, гуртом. И свои привозили, и двоюродные, и троюродные, и восемнадцатиюродные.
Летом набегаемся, летим к столу и орем: «Бааа! А салат есть?» — «Есть! Вон там, на огороде!» — «Пить хочу!» — «Вон ковшик и ведро, а там колонка».
Комментариев нет:
Отправить комментарий