© Choo Youn-Kong/Reuters
В прошлом году довелось мне поздно вечером ехать в электричке в город Сувон, один из дальних промышленных пригородов Сеула. Картина в полупустом вагоне несильно отличалась от аналогичной в вечернем московском метро: примерно половина пассажиров выделялась ярко выраженной некорейской внешностью. В вагоне были филиппинцы, пакистанцы, выходцы из каких-то стран Юго-Восточной Азии (последние русским кажутся «такими же азиатами, как и корейцы», но в действительности от корейцев они отличаются примерно так же, как норвежец от итальянца). Их одежда и вид не оставляли сомнений в том, что эти люди делают в ночной электричке: это были гастарбайтеры, которые, проведя воскресенье в Сеуле, возвращались в заводские общежития на дальних окраинах.
До самого недавнего времени Южная Корея была образцовой мононациональной страной. Двадцать лет назад в Корее проживало всего лишь 50 тысяч иностранцев, десять лет назад иностранцев было полмиллиона, а сейчас, как утверждает статистика и компетентные органы в лице управления по вопросам иммиграции, в Южной Корее легально и нелегально находится 1,25 млн иностранцев, что составляет 2,5% всего населения страны. Нелегалов среди иностранцев 168 тысяч, то есть примерно 14% от общего числа.
Официально гастарбайтерами считается примерно половина находящихся в стране иностранцев – 550 тысяч. Именно столько иностранцев находится в стране по визам для рабочих. На практике, однако, гастарбайтеров несколько больше – примерно 750–800 тысяч, так как физическим трудом занимается подавляющее большинство из 170 тысяч нелегалов, а также многие из тех, кто находятся в Корее по визам других типов.
Среди иностранных рабочих (да и корейских иностранцев в целом) преобладают выходцы из Китая, большинство из которых – этнические корейцы. Граждан Китая в Корее насчитывается 680 тысяч, то есть примерно половина от всех корейских иностранцев. За китайцами с большим отрывом идут американцы и вьетнамцы, которых, соответственно, 132 и 116 тысяч.
Понятно, впрочем, что американцы болванки на заводах не таскают (можно ли считать гастарбайтером преподавателя английского, вопрос сложный). Далее в списке находятся филиппинцы, тайцы и индонезийцы. Из постсоветских стран сколь-либо заметно представлены граждане Узбекистана (30 тысяч, в том числе 5 тысяч нелегалов), среди которых большинство составляют этнические корейцы.
Для южнокорейской экономики присутствие иностранных рабочих необходимо, так как корейцы сейчас не идут заниматься малоквалифицированным трудом (безработицы в стране нет). Многие производства просто бы остановились без китайцев, узбеков и вьетнамцев.
Самих гастарбайтеров привлекают, конечно же, высокие корейские зарплаты. Хотя приезжим платят меньше, чем своим, месячные доходы большинства гастарбайтеров составляют полторы-две тысячи долларов в месяц. Это болеe чем приличные деньги по меркам того же Вьетнама, где средняя зарплата в прошлом году составила $150 долларов. За несколько лет работы грузчиком или посудомойкой в Корее гастарбайтеру вполне реально скопить денег на приличный дом в родной деревне и какое-то собственное дело вроде мастерской или магазинчика.
В отличие от многих других стран, в Корее присутствие иностранных рабочих в целом не воспринимается обществом как проблема. Конечно, время от времени пресса пишет о преступлениях, которые совершили иностранцы. Существует в Корее и местный аналог ДПНИ, но на практике он никак не заметен и редко собирает на свои демонстрации больше пары десятков ультранационалистов.
У такого гостеприимства есть две причины. Во-первых, южнокорейская интеллектуальная и политическая элита понимает, что в условиях быстро стареющего населения только ввоз иностранных рабочих (а также иностранных невест) может если не предотвратить надвигающийся кризис, то хотя бы отсрочить его. Это – один из тех редких вопросов, по которому корейские правые вполне согласны с корейскими левыми.
Корейская пресса пишет о мигрантах (как о рабочих, так и об иностранных женах, каковых в Корее тоже немало) довольно часто, и почти всегда – в позитивном ключе, хотя и, скажем так, несколько свысока. Говорят, конечно, и об их проблемах, но всегда как-то получается так, что виноватым в проблемах мигрантов оказывается корейское общество, которому, как подчеркивают в статьях, надо приспосабливаться к присутствию мигрантов. Это единодушие достаточно забавно, если иметь в виду обычную склочность крайне политизированной южнокорейской прессы.
При этом трудовые права иностранного рабочего защищены неплохо: компенсации за несчастные случаи на производстве, например, выплачиваются им на общих основаниях, случаи с невыплатой заработанных денег редки. А если такое и случается, то корейское государство почти всегда становится на сторону иностранного рабочего.
Впрочем, представляется, что спокойное отношение к иностранным рабочим вызвано и еще одной причиной, о которой говорят меньше, хотя она, пожалуй, важнее. Корейское общество устроено так, что иностранные рабочие остаются в Корее невидимками и редко оказываются в таких ситуациях, когда местные могут воспринимать их как конкурентов или как раздражающий фактор. Они занимают свою экологическую нишу, из которой им выйти весьма затруднительно.
В своем подавляющем большинстве они вовсе не владеют корейским (единственным, хотя и статистически заметным исключением являются китайские корейцы), а корейцы в своей массе не говорят на иностранных языках. Впрочем, дело тут не только в языковом барьере, хотя он и играет огромную роль. Иностранные рабочие просто редко оказываются в таких социальных ситуациях, в которых у них могли бы завязаться связи с корейцами. Они живут в своем национальном мирке, который с большим миром Кореи не пересекается. И возможности выйти из своего мигрантского мира в большой корейский у них нет.
Торговлей, в том числе и уличной, иностранцы почти не занимаются, так как получить разрешение на подобную деятельность без корейского партнера затруднительно, а нелегально торговать в Корее не получится. Не происходит и ассимиляции иностранных рабочих. Получить корейское гражданство непросто, и большинство иностранных рабочих не имеет на это шансов. Без гражданства иностранные рабочие имеют весьма ограниченный доступ к социальным благам – и, соответственно, за эти блага с местными не конкурируют. В большинстве случаев потеря постоянной работы, например, означает для них либо переход на совсем уж неприятный статус нелегала, либо выезд из страны.
Войти в ряды среднего класса, респектабельного большинства корейского общества, вообще, можно только через фильтры жесткой конкурсной системы образования, в которой дети иностранных рабочих не имеют никаких шансов на успех. Впрочем, обычно гастарбайтеры приезжают в Корею без семей, а если вдруг при них находятся дети, то детей они стараются отправлять в свои национальные школы, если вообще находят такие в Корее.
Большинство гастарбайтеров рассматривает свое пребывание в Корее как временное, не особо стремится укореняться в стране и, соответственно, не воспринимает свою изоляцию как проблему. Со своей стороны, корейцы тоже воспринимают гастарбайтеров как временных пришельцев – и, в общем, не без оснований: корейское общество устроено так, что у иммигрантов куда меньше шансов зацепиться в Южной Корее, чем, например, в Европе. Они – именно «гастарбайтеры», они в Корее в гостях. И это положение вполне устраивает хозяев, которые, надо отдать им должное, к гостям относятся достаточно корректно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий