В апреле 1999 года нам троим довелось ступить на северокорейскую землю — ранее, в ноябре 1998 года, горы Кымган-сан открыли для туристов. Когда на рассвете наше судно достигло порта Чанчжон и бросило якорь, я потерял дар речи. Лежащая перед нами северокорейская земля вся была одного цвета. И горы, и суда, и здания — всё было коричневое или коричневых оттенков. Когда мы вошли в здание таможни для прохождения паспортного контроля, мы страшно волновались, не зная, какими словами приветствовать северокорейских собратьев. Перебрав в голове несколько приветствий, я так и не смог найти подходящих слов. И когда пограничник взял мои документы, я сказал ему: «Вот и дожил до этого дня». Он угрюмо кивнул.
Во время подъёма на пик Кучжон-бон нас сопровождала девушка-гид с прелестными щёчками, словно тронутыми румянами персикового оттенка. Мне хотелось с ней заговорить, но я помнил, что это запрещено. Тогда я, за спиной девушки, пробормотал себе под нос: «Цветки азалии такие красивые, будто нарумянены». И она отреагировала: «Правда ведь красивые?» Так завязался наш разговор. «А чем вы занимаетесь, товарищ?» — «Стихи пишу». Никогда в жизни я так не волновался, сообщая о своём занятии. «Пишите много хороших стихов!», — сказала она, и это были лучшие слова на прощание, которые я слышал в своей жизни.
Комментариев нет:
Отправить комментарий