Во вступлении к эссе, Кан как бы приглашает своего читателя к участию в диалоге: «Данное размышление,-пишет Александр Кан,- рассматривает тему более чем векового существования корейской диаспоры в России с различных точек зрения, но в главном, с экзистенциальной…»[2] и далее «…каждую из трех частей данного исследования буквально и символически можно соотнести с определенным местоимением. Соответственно: «ОНИ», «МЫ» и «Я».[3]
Мне показалось, что эссе не столько размышления о судьбах корейской диаспоры, о сложностях адаптации корейцев в иных природных условиях и этническом окружении и, тем более, это не литературоведческий анализ состояния и перспектив развития художественной литературы корейцев России и стран СНГ. Я воспринял «размышления» Александра Кана как приглашение к диалогу, к полемике. Причем к диалогу не о проблемах довольно небольшой и замкнутой этнической группы корейцев и об особенностях русскоязычной литературы диаспоры, а к полемическим размышлениям о месте человека на земле, о его роли в изменяющемся мире и мучительных, порой отчаянных попытках внимательно разглядеть время и себя, вглядевшись в выражение лиц людей, окружающих тебя. Убедили меня в этом строки «Невидимого острова», где писатель, аннотируя третью часть эссе, пишет о цели своего исследования: «Из экзистенциального прошлого к будущему, а точнее к будущности человеческого Духа. Духа уже вне каких-либо рамок – национальных, временных, географических, исторических. … где история рассматривается как частный рассказ, как литературное произведение…»[4]
Комментариев нет:
Отправить комментарий