День Героя в Уссурийске 4 апреля 2012 г.

Так отмечали День Героя в Уссурийске 4 апреля 2012 г.

В Cеуле состоялось торжественное собрание, посвященное 92-й годовщине гибели Чхве Джэхёна.

Фото от Цой В. В.

5. ГИБЕЛЬ ЧХВЕ ДЖЭХЁНА

Чхве Джэхён погиб во время «второй интервенции», ко­торую японцы начали ровно через два года после первой. «В ночь с 4 по 5 апреля 1920 г. японцы неожиданно напа­ли на войска ДВР во Владивостоке, Никольск-Уссурийском, Спасске, Хабаровске, Посьетском и других районах и начали открытые военные действия. В последующие дни тысячи солдат революционных войск, советских и партийных ра­ботников и много мирного населения были убиты и замуче­ны. Особую жестокость проявляли японцы по отношению к корейцам» /85/. Вот что пишет в своих воспоминаниях о тех тревожных днях Валентин Петрович: «Жизнь в городе становилась тревожной. Опасались вооруженного выступ­ления японцев. Трагедия разыгралась в ночь с 4 на 5 апре­ля. Японцы неожиданно напали на спящих партизан, и по всему городу раздавались орудийные выстрелы и трескотня пулеметных очередей. Под предлогом очередных маневров японцы заняли стратегические пункты еще днем 3 и 4 апре­ля. Это позволило им быстро окружить казармы и расправиться с сонными партизанами. Только одна часть - сапер­ный батальон, оказала серьезное сопротивление. Эта часть в основном состояла из молодеяш города и окружающих сел. Вечером 4 апреля по какому-то поводу в клубе части проводился вечер с участием молодых людей. Когда разда­лись первые выстрелы, бойцы батальона сразу же перешли в казармы и заняли круговую оборону. Первая атака япон­цев была полностью отбита. Через некоторое время япон­цы направили новую усиленную колонну. Но и ей пришлось отойти с большими потерями. На рассвете японцы подтяну­ли артиллерию и начали обстрел казармы прямой наводкой, что вынудило партизан прекратить огонь.

Рано утром (4 апреля) папа ушел из дома, и мы были уверены, что он вместе с товарищами скрылся. Павел (сын - авт.) также вместе с партизанским отрядом ушел из го­рода. Я в тот же день через соседний огород прошел к Ба­рановской улице. По ней оживленно двигались японские солдаты и боевая техника - броневики. В то же время одни солдаты подбирали в повозки своих раненых и убитых, а другие жестоко расправлялись с ранеными партизанами, приканчивая их штыками. На мосту стоял пулемет, и рядом лежали два японца, прикованные цепью к пулемету. Види­мо, командование не было уверено в надежности своих сол­дат. В парке японские солдаты расправлялись с делегатами, которые собрались на какое-то совещание или съезд.

Совершенно неожиданно поздно вечером папа вернулся домой. Мама и старшие сестры уговаривали его немедленно уйти к партизанам, которые находились, по его словам, в ок­ружающих город селах. Однако папа категорически отка­зался. Он сказал: «Если я скроюсь, то японцы учинят жесто­кую расправу с вами. Я знаю японские порядки. Как они мучают детей! Спасая себя, я поставлю под угрозу ваши жиз­ни. Я прожил много лет (ему не исполнилось и 60, - авт.), теперь ради вас могу отдать свою жизнь».

Разговор продолжался почти всю ночь. Плакала мама, плакали мы, дети. Рано утром (5 апреля), дети еще спали, папа вышел во двор. Спустя некоторое время в дом с кри­ком вбежала соседка: «Деда схватили японцы!». Когда стар­шая сестра выбежала на улицу, то жандармы уже вывозили его на машине /86/».

Какая страшная трагедия! Какая мучительная душевная травма нанесена детям - на глазах враги уводят отца! Оль­га в отчаянье писала: «Это страшное переживание у нас. Как увижу в журнале убитого, я начинаю плакать, были истерики, обмороки. Мысль о том, как мучили папу и убили его, меня терзает всю жизнь. В то время нервы мои испор­тились, болела всю жизнь на нервной почве» /87/.

«В этот день, - вспоминает Валентин Петрович, - было арестовано более 200 корейцев. К вечеру после допросов они были все освобождены, за исключением Цоя Петра Семеновича, Ким Ли Тика, Эм Дю Фира, Хвана Капитона Николаевича (моего деда по материнской линии - авт.). Мать и сестры почти полгода ходили в японскую жандар­мерию, чтобы узнать судьбу папы. Японцы были цинично жестоки. Сначала они отказывались говорить, потом - что Цой им неизвестен, что они не арестовывали его. Затем сообщили, что действительно арестовали и отправили в Японию, где его будет судить японский суд. Осенью 1920 г. японцы сказали, что он еще весною был расстрелян сразу после суда. Но останки отказались выдать. Летом 1922 г., когда японские войска стали отступать, маму вызвали в жандармское управление и предложили забрать прах отца. Японская разведка, озлобленная на отца, решила нанести нашей семье последний удар - отдать прах неизвестного нам человека, выдавая его за Цоя П.С. Мама, зная под­лость врагов, отказалась. Впоследствии было установле­но, что японцы жестоко расправились с арестованными, которые после страшных пыток и издевательств были расстреляны на следующий день после ареста. До сих пор мы не знаем место захоронения отца» /86/. На наш зап­рос отдел культуры Уссурийского горисполкома ответил, что «кладбище на котором хоронили корейцев, расстре­лянных и замученных японцами в 1918-1922

г., не со­хранилось. С 1935 г. на его месте размещена городская нефтебаза» /88/.

Так мы остались без могилы нашего Петра Семеновича, без святыни, которой поклоняются род, потомки. Он похо­ронен, как воин, в неизвестном месте, в неизвестной братс­кой могиле. Земская управа собиралась назначить пенсию вдове и даже «провела с ней беседу на эту тему». Но Клена Петровна посчитала кощунственным получать за него день­ги /40/, хотя после его гибели семья осталась без средств к существованию.

Как получилось, что Чхве Джэхён, обладая большим состо­янием, вплоть до парохода, не оставил после себя ничего? О тяжелом материальном положении семьи Чхве Джэхёна пос­ле его гибели много рассказывал в своих воспоминаниях Ва­лентин Петрович: «Много лет позже, - писал он, - я однажды шел с матерью во Владивостоке по правой стороне Алеутс­кой улицы, в сторону вокзала. Это было осенью 1927 г., тогда мы жили очень плохо, и даже голодали. Вдруг она останови­ла меня у многоэтажного дома со шпилем и сказала: «Этот дом был наш...» /89/. После гибели отца нас осталось семь человек вместе с мамой... К большому сожалению, жизнь семьи стала настолько тяжелой, что даже сейчас не хочется писать обо всем. Настолько плохо жили, что бывали дни, ког­да даже очажек в плите не зажигали, т.к. нечего было греть. Это надо испытать самому, чтобы понять, как трудно жить, когда у тебя нет ничего...» /90/..

Так он жил! Все до конца, до последней копейки отда­вал на борьбу с врагом, за свободу Родины! А жизнь - за семью, за жену и детей!

Родина! Корейцы! В наш век, когда превыше всего ста­вится свобода личности и права человека, помянем наших героев, которые погибали за великие ценности!

15 мая 1920 г. газета «Тоннип синмун» (Сеул) опубли­ковала страстную статью, посвященную гибели Чхве Джэ-хёна: «Он был человеком, - писалось в ней, - который на протяжении 40 лет занимался на Дальнем Востоке вопро­сами жизнедеятельности и переселения своих соотечествен­ников, организовывал кооперативы, активно пропаганди­ровал образование, заслуженно пользовался доверием и ува­жением народа. Потери таких великих людей, как Чхве Джэхён - огромное горе для нас, поскольку он всю жизнь боролся за независимость. А также потому, что он оставил много незавершенных дел. Своей энергичной волей он по­казал пример всему миру. Перед смертью он бросил в лицо врагам: «Убейте мое тело. Но мой разум, мою преданность Родине вам не убить!» Имя Чхве Джэхёна навсегда оста­нется в истории Кореи и России».

Начало:
Цой В. В. Чхве Джэхён (Цой Петр Семенович)
Цой В. В. Чхве Джэхён. Часть 2. Так он жил. 1. Беспокойная юность
Цой В. В. Чхве Джэхён. Часть 2. Так он жил. 2. СТАНОВЛЕНИЕ ЛИДЕРА
Цой В. В. Чхве Джэхён. Часть 2. Так он жил. 3. ПЕРВЫЙ КОРЕЙСКИЙ ВОЛОСТНОЙ СТАРШИНА
Цой В. В. Чхве Джэхён. Часть 2. Так он жил. 4. БОРЕЦ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ КОРЕИ
Продолжение:
Цой В. В. Чхве Джэхён. Часть 2. Так он жил. 5. О ПОТОМКАХ. Послесловие.