Просмотры страницы за последний месяц

воскресенье, 29 сентября 2013 г.

КОРЕЙЦЫ НА РОССИЙСКОМ ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ



Поезд Памяти. Воспоминания, свидетельства, документы. / Сост. А. Ким, Л. Сон - Алматы: «RUAN», 2007.

Светлана Нам
Кандидат исторических наук

В советской историографии прочно утвердилось мнение, что начало корейскому переселению в Южно-Уссурийский край (нынешний Приморский) после его перехода (по Пекинскому договору) в 1860 году к России положили тринадцать семей корейских хлебопашцев, обнаруженных русским пограничным дозором в долине реки Тизинхэ в 1863 году. Эта дата впервые была названа как начальный этап Корейского заселения названной территории первым советским исследователем истории советских корейцев Ким Сын Хва в его книге «Очерки по истории советских корейцев» в 1965 году. Начальник Новгородского пограничного поста подпоручик Рязанов доносил военному губернатору Приморской области контр-адмиралу Казакевичу: «...корейцы появились на реке Тизинхэ, где прилежно занимаются хлебопашеством».
С тех пор эта дата как непреложный факт, как непререкаемая истина кочует из одного издания в другое. Но верна ли она?
В середине 60-х годов, когда выходила книга Ким Сын Хва — в эпоху только что начавшейся хрущевской оттепели, — была открыта небольшая завеса над многими прежде закрытыми тайнами. Еще не совсем был снят запрет, наложенный на темы о репрессированных народах. Кроме того, многие проблемы, касавшиеся истории малых народов Дальнего Востока, имевших много общего с корейцами и живших по соседству с Корейским полуостровом, не были изучены. Да и сама история Кореи исторической родины корейцев — в силу ее подневольного до 1945 года положения как колонии Японии не была изучена советской исторической наукой в достаточной мере.
Как известно, в любых приграничных землях любых государств бывают взаимные разрозненные просачивания населения через границу, и это всегда рассматривалось как естественное, исторически неизбежное и потому обычное явление. Подобную точку зрения допускали и многие исследователи дореволюционной России, в том числе и русский кореевед царского времени В. Песоцкий.

В связи с этим он приводит очень интересные примеры в своей книге «Корейский вопрос в Приамурье»: «Еще в 1712 году (51-й год правления императора Канси) при состоявшемся разграничении между Китаем и Кореей было установлено присутствие корейцев на китайской территории, но это обстоятельство «вопроса» тогда не составило. Лишь много позже, в 1882 г., когда гиринский цзянь-цзюнь Минь-Ань назначил областным начальником в Хун-Чунь Ли Цзунь-Юаня, последний обнаружил, перейдя реку Га-я-ха, что корейцы обрабатывают в крупных размерах земли, принадлежащие Китаю. На этот раз возникло целое дело, и как со стороны цзянь-цзюня, так и корейского короля были отправлены доклады китайскому императору в Пекин. Корея согласилась взять своих подданных обратно и тем уладить вопрос. Однако, несмотря на желание корейского правительства и на распоряжение местной китайской администрации, корейцы уходить не думали и совершенно игнорировали обращенное к ним требование, даже начали доказывать, что часть Нанган-Цзяндао принадлежит Корее, а вовсе не Китаю, почему пришлось снова назначать разграничительную комиссию и исследовать границу. В 1888 г. граница была проверена и по-прежнему за нее признали реку Тумань-гань.
В 1889 г. вышло специальное распоряжение, которым дальнейшее поселение корейцев в Цзяньдао категорически воспрещалось, а с прежних поселенцев китайская администрация начала взимать подати.
...В 1889 г. корейцы начали волноваться и требовать опять проверки границы, по-прежнему доказывая принадлежность занятой ими земли Корее».
Территория севернее реки Туманган, которая граничит с российским Приморьем и которую в начале века называли Хун-Чунь, — это нынешний Енбёнский корейский национальный автономный район КНР (район Енбен отделяется от Кореи рекой Томун). В 1984 году в Енгиле была издана книга о Енбёнской корейской национальной автономной области, авторы которой описывали те изощренные методы, которыми пользовались корейские крестьяне для проникновения и тайного проживания в запретной маньчжурам зоне в прежние времена. В случае их обнаружения китайские власти, как уже говорилось выше, выдворяли их обратно в Корею. Но это корейских крестьян нисколько не смущало и не останавливало. Они продолжали по-прежнему свое дело, приезжая утром на работу в так называемую запретную зону, а вечером возвращались назад, домой; или был другой способ — «весной приезжали, чтобы разбрасывать в поле семена, а осенью — собирать урожай». Если запретительные меры китайских властей ужесточались, корейцы на время прекращали миграцию, но, как только ситуация позволяла, снова брались за старое и все повторялось. Так продолжалось до тех пор, пока существовал запрет на заселение, сводя практически, как пишут китайские авторы, на нет все попытки местных властей преградить корейцам дорогу на Енбён.
Следовательно, переселение корейских крестьян в Южно-Уссурийский край, ставший с 1860 года окраинной территорией Российской империи, началось задолго до 1860 года. Эти сведения, содержащиеся в труде китайских авторов о Енбёнской корейской национальной автономной области, совпадают сданными руководителей корейской диаспоры Приморья. Так, в документах одного из них — Хан Мене, направленных на имя директивных органов РСФСР в конце 1922 года, написано:
«Корейское население Приморья и Приамурья в количестве 200 тыс. чел. является оседлым и занимается исключительно земледелием. Из них 100 тыс. русскоподданные (выходцы из Кореи 50—60-х годов)...» По итогам переписи населения Владивостокского округа, проведенной в 1929 году, почти половину из общего числа корейских семей края составляли переселенцы, прибывшие туда в период с 1848 по 1910 годы.
Но почему они, старожилы еще с китайских времен, не были сразу обнаружены русской стороной, и в документах начало заселения края корейцами датируется 1863—1864 годами.
Склонность корейских крестьян маскироваться, тайно и в явочном порядке заселять и осваивать земли Приморского края в его бытность пограничной провинцией китайской империи, очевидно, сохранилась и после его перехода к России. При его полной неосвоенности здешних мест и отсутствии русских колонистов в первые годы после присоединения края (1860—1862 гг.) обнаруживать корейцев было некому. В 1860 году, по данным первого исследователя края Ф. Ф. Буссе, в крае проживало всего лишь 45 человек русских. Малочисленность русского населения связана с расхожим тогда мнением, что южный уголок Южно-Уссурийского края — Посьетский участок — из-за частых дождей, туманов и сырости представляет собой гиблое место, невозможное для русского земледелия.
Когда в 1860 году началась колонизация края казаками, они продвигались по Амуру-Уссури и осваивали территории севернее озера Ханка; так продолжалось вплоть до 1869 года.
И первые русские переселенцы, продвигавшиеся сухопутьем с севера, направлялись не на юг, в сторону Посьета, а в юго-восточном направлении, в сторону бухты Ольги.
Эта пустынность края, отсутствие строгого надзора и, следовательно, отсутствие каких бы то ни было притеснений с чьей бы, то ни было стороны, очевидно, придали смелость скрывавшим свое пребывание корейцам: они легализовывались и стали селиться безбоязненно, открыто, группами, строя свои фанзы кучно, как, например, в долине реки Тизинхэ. Первым признаком, по которому определяли все чиновники и русские исследователи Приморья корейцев, например, от китайцев была именно скученность их жилищ и большие семьи. При отсутствии этого признака определить корейцев было почти что невозможно: они могли очень легко сойти за кого-либо из коренных представителей-палеоазиатов: нивхов, удэгейцев, нанайцев.
Таким образом, можно сделать следующие выводы:
1)            до присоединения к России Южно-Уссурийского края там проживала немалая часть поселившихся еще во времена китайского господства корейских переселенцев, численность которых установить нет возможности;
2)            вторая группа корейских переселенцев — это люди, начавшие селиться с 1863 года с молчаливого согласия: русских чиновников и военных властей; их переселение поощрялось русскими властями, нуждавшимися в дешевой рабочей силе для освоения края;
3)            третью группу составляли переселенцы периода 1905—1910 годов, характеризуемого как начало массовой эмиграции корейцев в Россию;

4)            четвертую группу составляли переселенцы, прибывшие в Россию уже после Октябрьской революции: в период японской интервенции 1918-1922 годов и после поражения в Корее антияпонского восстания 1919 года.

Комментариев нет:

Отправить комментарий